1004 Семьсот девяносто третья ночь
Когда же настала семьсот девяносто третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что мать Хасана села с ним и они принялись разговаривать, и мать стала его спрашивать: „Каковы были твои дела с персиянином, о дитя моё?“ И Хасан отвечал ей: „О матушка, он был не персиянин, нет, он был маг и поклонялся огню вместо всевластного владыки“.
И он рассказал ей, что персиянин с ним сделал, и как он уехал с ним и положил его в шкуру верблюда и зашил его в неё, и понесли его птицы и положили на гору. И рассказал ей, что он видел на горе мёртвых людей, с которыми маг устраивал хитрости и оставлял их на горе после того, как они исполняли его желания, и поведал, как он кинулся в море с вершины горы, и сохранил его Аллах великий и привёл во дворец девушек, и как одна из девушек побраталась с ним, и он жил с девушками, и как Аллах привёл мага в то место, где он находился, и как он убил его. И рассказал ей о своей любви к девушке и о том, как он поймал её, и сообщил матери всю её историю до того, как Аллах свёл их друг с другом.
И, услышав эту историю, его мать удивилась и прославила великого Аллаха за здоровье и благополучие Хасана, а затем она подошла ко вьюкам и посмотрела на них и спросила про них Хасана. И Хасан рассказал ей, что в них находится, и она обрадовалась великой радостью. И она подошла к молодой женщине и стала приветливо с ней разговаривать, и когда её взоры упали на эту женщину, ум её был ошеломлён её красотой, и она радовалась и дивилась красоте женщины и её прелести, и стройности, и соразмерности. «О дитя моё, – сказала она потом, – хвала Аллаху за благополучие и за то, что ты вернулся невредимый!» И затем мать Хасана села рядом с женщиной и стала её развлекать и успокаивать её душу, а утром следующего дня она пошла на рынок и купила десять перемен самого лучшего, какое было в городе, платья, и принесла девушке великолепные ковры и одела её и убрала всякими красивыми вещами. А затем она обратилась к своему сыну и сказала: «О дитя моё, мы с такими деньгами не можем жить в этом городе. Ты знаешь, что мы бедняки, и люди заподозрят нас в том, что мы делаем алхимию. Встанем же и отправимся в город Багдад, Обитель Мира, – чтобы жить в святыне халифа. И ты будешь сидеть в лавке и продавать и покупать, опасаясь Аллаха, великого, славного, и откроет тебе Аллах удачу этим богатством».
И, услышав слова своей матери, Хасан нашёл их правильными, и тотчас же поднялся и вышел от неё и продал дом и, вызвав верблюдов, нагрузил на них все свои богатства и мать и жену, и поехал. И он ехал до тех пор, пока не доехал до Тигра, и тогда он нанял корабль в Багдад и перенёс на него все свои богатства и вещи, и мать, и жену, и все, что у него было. И затем он сел на корабль, и корабль плыл с ними, при хорошем ветре, в течение десяти дней, пока они не приблизились к Багдаду. И, приблизившись к Багдаду, они обрадовались, и корабль подошёл с ними к городу. И Хасан, в тот же час и минуту, отправился в город и нанял склад в одном из ханов, а потом он перенёс туда свои вещи с корабля и пришёл и провёл одну ночь в хане. А наутро он переменил бывшую на нем одежду, и посредник, увидав его, спросил, что ему нужно и что он хочет, и Хасан сказал: «Я хочу дом, который был бы прекрасен, просторен». И посредник показал ему дома, о которых он знал. И Хасану понравился один дом, принадлежавший кому-то из везирей, и он купил его за сто тысяч золотых динаров и отдал посреднику его цену. А затем он вернулся в хан, в котором остановился, и перенёс все свои богатства и вещи в тот дом, и пошёл на рынок, и взял то, что было нужно для дома из посуды, ковров и другого, и купил слуг, в числе которых был маленький негр для дома.
И он спокойно прожил со своей женой самой сладостной жизнью, в радости, три года, и ему досталось от неё два мальчика, и одного из них он назвал Насиром, а другого – Мансуром. А после этого времени он вспомнил своих сестёр-девушек и вспомнил о их благодеяниях и как они помогали ему в том, к чему он стремился, и его потянуло к ним. И он вышел на рынки города и купил там дорогих украшений и материй и сухих плодов, подобных которым они никогда не видали и не знали.
И когда его мать спросила его о причине покупки этих редкостей, он сказал ей: «Я намерен поехать к моим сёстрам, которые сделали мне всякое добро. Ведь достаток, в котором я живу, – от их благодеяний и милостей. Я хочу к ним поехать и посмотреть на них и скоро вернусь, если захочет Аллах великий». – «О дитя моё, – сказала ему мать, – не пропадай». И Хасан сказал: «Знай, о матушка, как тебе поступать с моей женой. Её одежда из перьев – в сундуке, зарытом в землю; береги же её, чтобы моя жена её не нашла. А не то она возьмёт её и улетит, вместе с детьми, и они исчезнут, и я не смогу напасть на весть о них и умру из-за них в тоске. Знай, о матушка, я предостерегаю тебя, чтобы ты ей об этом не говорила. И знай, что она дочь царя джиннов, и нет среди царей джиннов никого больше её отца и богаче его войсками и деньгами. Знай также, что она – госпожа своего племени и дороже всех для отца, так что она очень горда душою. Служи же ей ты сама и не позволяй ей выходить за ворота и выглядывать из окна или из-за стены: я боюсь для неё даже воздуха, когда он веет, и если с ней случится дело из дел земной жизни, я убью себя из-за неё». – «Храни Аллах от ослушания тебя, о дитя моё! – сказала мать Хасана. – Бесноватая я разве, чтобы ты дал мне такое наставление, и я бы тебя ослушалась? Поезжай, о дитя моё, и будь спокоен душой. Ты вернёшься во благе и увидишь её, если захочет Аллах великий, и она расскажет тебе, что у неё со мной было.
Но только, о дитя моё, не сиди там больше времени, чем нужно на дорогу…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.