232 Сто семьдесят пятая ночь
Когда же настала сто семьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь сказал царю Шахраману: „Оставь твоего сына в тюрьме на пятнадцать дней, а потом призови его к себе и вели ему жениться: он не будет тебе больше противоречить“.
И царь последовал совету везиря. Он пролежал эту ночь с сердцем, занятым мыслью о сыне, так как любил его великой любовью, ибо не было у него другого ребёнка. А к царю Шахраману всякую ночь приходил сон только тогда, когда он клал руку под голову своему сыну Камар-аз-Заману. И царь провёл эту ночь с умом расстроенным из-за сына, и он ворочался с боку на бок, точно лежал на углях дерева – гада, и его охватило беспокойство, и сон не брал его всю эту ночь. И глаза его пролили слезы, и он произнёс такие стихи:
«Долга надо мною ночь, а сплетники дремлют.
«Довольно тебе души, разлукой смущённой, –
Я молвил (а ночь моя ещё от забот длинней), –
Ужель не вернёшься ты, сияние утра? –
И слова другого:
Как заметил я, что
Плеяд глаза сном смежаются,
И укрылся звезда Севера дремотой,
А Медведица в платье горести обнажила лик, –
Тотчас понял я, что свет утренний скончался».
Вот что было с царём Шахраманом. Что же касается Камар-аз-Замана, то когда пришла к нему ночь, евнух подал ему фонарь, зажёг для него свечу и вставил её в подсвечник, а потом он подал ему кое-чего съестного, и Камар-аз-Заман немного поел. И он принялся укорять себя за то, что был невежой по отношению к отцу, и сказал своей душе: «О душа, разве ты не знаешь, что сын Адама – заложник своего языка и что именно язык человека ввергает его в гибель?»
А потом глаза его пролили слезы, и он заплакал о том, что совершил. С болящей душой и расколовшимся сердцем он до крайности раскаивался в том, как он поступил по отношению к отцу, и произнёс:
«Знай: смерть несут юноше оплошности уст его,
Хотя не погибнет муж, оплошно ступив ногой,
Оплошность из уст его снесёт ему голову,
А если споткнётся он, – здрав будет со временем».
А когда Камар-аз-Заман кончил есть, он потребовал, чтобы ему вымыли руки, и невольник вымыл ему руки после еды, и затем Камар-аз-Заман поднялся и совершил предзакатную и ночную молитву и сел…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.